Тотальные безобразия, сопровождающие региональные кампании в Калуге, Новосибирске и Костроме, оживили дискуссию «участвовать ли в заведомо несправедливых выборах?». Этот вопрос будет становиться только актуальнее в предстоящие три года, и писать и говорить о нем будут много. Чаще всего приходится слышать две метафоры: сторонники политической абстиненции говорят, что участвовать в выборах на условиях власти – значит садиться играть в карты с шулером. Как бы ни был ты внимателен и искусен, все равно проиграешь, разумнее всего воздержаться. Сторонники участия вспоминают двух лягушек в крынке с молоком: одна сложила лапки и утонула, другая барахталась, пока не сбила из молока масло.
Вопрос «зачем участвовать в выборах, которые невозможно выиграть?» кажется резонным, однако за ним стоит ложное представление о том, кто, собственно, играет и во что. Напомним базовое свойство гибридного авторитаризма: он имитирует как диктатуру, которой по сути не является, так и демократию, чьи институты в нем полноценно не функционируют. У гибридов нет репрессивного аппарата и целостной идеологии тоталитаризма, отсутствует в них и сменяемость власти посредством открытой законной процедуры.
Большого ума не надо, чтобы догадаться, что выборы в режимах этого типа не являются ни свободными, ни прозрачными, ни законными, ни демократическими. Дойдя до этого очевидного заключения, граждане и аналитики склонны делать вывод, что выборы являются «фикцией» и «формальностью» и участвовать в этом бессмысленно. Это логическая ошибка, причина которой – непонимание того, что такое выборы в недемократической системе.
Из того, что выборы недемократичны, не следует, что это формальное мероприятие. Напротив, это значимый политический процесс. В научных терминах, в электоральный период в авторитарной системе региональная власть демонстрирует верность власти центральной, а высший политический менеджмент доказывает свою способность контролировать ситуацию как в центре, так и на местах. Иными словами, выборы мыслятся как массовый праздник вроде елки, когда на управляемой территории все должно быть особенно тихо и благостно. В этот период каждый элемент политической системы уязвим, поскольку происходит разбалансировка интересов властных групп и акторов – проще говоря, война всех против всех в рамках тотального карнавала лояльности.
Но наиболее опасен для гибридного режима, который, казалось бы, «все контролирует», не выборный период, а поствыборный.
В демократической системе непредсказуем результат выборов, но предсказуемы их последствия. При демократии никто не знает заранее, сколько процентов наберет та или иная партия и кто именно из кандидатов станет мэром или президентом. Однако количество вариантов ограничено, и последствия каждого из них легко просчитываются: партия N будет вносить законопроекты X, Y, Z, президент А назначит премьер-министром гражданина B и будет реализовывать положения своей предвыборной программы.
В авторитарной и смешанной системе результат выборов предсказуем, а последствия непредсказуемы. Причем непредсказуемость постэлекторального этапа приходит с двух сторон: со стороны избранных и со стороны избирателей. Да, действующий глава государства переизберется на новый срок, а партия Х получит большинство в парламенте. А дальше что? Никакой содержательной программы у партий и кандидатов нет, а те обещания, которые выносятся на публику, исполнять никто не собирается и никто их исполнения не ожидает (см. судьбу майских указов 2012 г.). Ни в какой программе не было сказано, что получившая большинство партия будет принимать пакеты репрессивных законов, а избранный президент – конфликтовать с соседями из-за спорных территорий.
Со своей стороны граждане полуавторитарных режимов, которые еще вчера были всем довольны и на все согласны, увидев наяву давно предсказуемый результат выборов, склонны внезапно возмущаться. Большая часть потрясений, случившихся в полудиктатурах арабского мира или постсоветского пространства в последние годы, началась как раз по окончании выборных кампаний, результаты которых эти режимы полностью контролировали.
Что это значит для тех, кто хочет перемен мирным путем, находясь в условиях несвободного политического режима? Известное исследование Мэттью Френкеля из Института Брукингса, проанализировавшего более 100 кампаний электорального бойкота с 1990 по 2010 г., называется «Угрожай, но участвуй». Он выяснил, что игнорирование выборов оппозицией эффективно, только если оппозиция достаточно влиятельна, чтобы своим неучастием сорвать выборы. В российских условиях ставка на снижение явки путем бойкота особенно абсурдна, потому что этим занимается сама государственная власть. Конечной целью всех электоральных маневров – от недопущения любых кандидатов или партий, имеющих шанс заинтересовать кого бы то ни было, до сокрытия от граждан адресов избирательных участков – является исключение из выборного процесса не оппозиции (в эксклюзивной политической системе этот термин мало что значит), а избирателей.
Во всех остальных случаях путь к смене или качественному изменению режима – не бойкот, а участие. Смысл участия не в победе на выборах (ее не будет) и не в получении некоторого количества мандатов. Более того, необязательно даже быть обозначенным в избирательном бюллетене: охранительные режимы любят отлавливать кандидатов, которые кажутся им опасными, на дальних подступах к кабине голосования.
Френкель формулирует три признака успешной политической кампании:
– широкое участие: проще говоря, баллотируйтесь во все, что избирается;
– публичность: все, что вы делаете, должно быть гласным и прозрачным;
– своевременность действий: если вы будете копить силы, дожидаясь часа Х, то он настанет без вас.
Надо помнить: условием существования в политической системе является политическое участие. Политическое участие осуществляется посредством политической организации: единицей процесса является не личность, а группа. Под организацией не обязательно понимать нечто вроде партии большевиков или профсоюза горняков: в постмассовом обществе наиболее эффективны структуры не вертикальные, а сетевые. Группу делает группой не наличие членских билетов и руководства, а совместное действие.
Именно этим объясняется известный социальный парадокс «в политике меньшинство существует, а большинства не существует» (он работает и на выборах, и в законодательном лоббизме, и в культурном пространстве). Большинство объединено по принципу пассивности, т. е. с практической точки зрения не объединено вовсе. Организованное же меньшинство имеет внятные цели и интересы и способно на коллективное действие. Цинично выражаясь, если вы хотите иметь сторонников, заставьте людей что-то вместе делать – результат не важен. В момент совместного действия и рождается политическое движение.