Обыски у независимых кандидатов в Мосгордуму означают, что в России кончилась легальная политика. Отныне в нее фактически пропускают только согласованных заранее лиц, а всех остальных стараются запугать и объявить преступниками — это касается и кандидатов, и избирателей. Попытки реализовать активное и пассивное избирательное право в равной степени считываются как преступное намерение по изменению государственного строя, основанного на том, что права такие есть только у тех, кто готов голосовать и выдвигаться правильно. Как мы пришли к этому, и что будет дальше?
Оппозиционные политики долгие годы слышали менторские наставления в свой адрес: лидеров у них нет, все время внутренние конфликты, на выборах выставлять некого. Даже если кандидаты находятся, то против единого фронта единороссов с сателлитами выступают слабо. В этом заключалась «политическая состоятельность» Кремля, в котором раз за разом умели переигрывать демократов на демократическом же поле (правда, все время меняя правила игры в свою пользу).
В 2017 году оппозиция показала, что на низовом районном уровне в Москве эти обвинения больше не имеют под собой оснований: «Яблоко», Гудков и их союзники выбили из муниципальных советов почти всю «системную оппозицию» и без всякого админресурса стали второй по численности политической силой в городе. Многие из оппозиционных мундепов успели получить за эти два года необходимый опыт, хорошо известны благодаря своей работе среди москвичей. Они вместе со своими союзниками были готовы побеждать на выборах в Мосгордуму в этом сентябре. Их победы испугались: не столько потому, что она может доставить неудобства московским властям, сколько по той причине, что любые оппозиционеры во власти могут своими заявлениями и действиями мешать планам по транзиту власти к 2024 года.
Поэтому, хотя на старте кампании в Мосгордуму властями, очевидно, готовился конкурентный сценарий и именно под него подбирались публичные кандидаты из «команды мэра», вместо выборов, где мэрия эффективно побеждает оппонентов как в 2013 году, Москва получила многоходовку. На первом шаге было принято решение отказать в регистрации всем независимым кандидатам, сославшись на тайные «экспертизы МВД». У кандидатов к этому моменту была вполне реальная поддержка в городе, и мы увидели первый парадокс этой кампании: люди, которые якобы не в состоянии собрать подписи своих сторонников, могут вывести их на площадь. Юридически вы никто, потому что неправильно расписались, а фактически, к сожалению для властей, присутствуете.
Акт второй выглядел так. Как положено нормальным кандидатам с избирателями, а не тем, кого «друзья уговорили поучаствовать», оппозиционеры пошли бороться за права горожан к Мосгоризбиркому, где хотели дождаться начальника ведомства Валентина Горбунова. Силовики любезно сопровождали протестующих вдоль Тверской и до последнего момента не пытались разгонять. Из сегодняшней перспективы понятно, что это была ловушка.
Мирную акцию по вызову Горбунова с дачи сейчас представили как уголовное преступление — попытку сорвать деятельность избирательной комиссии и не дать ей самостоятельно решить, кто может представлять москвичей в органах власти. Правонарушителей и жертв технично поменяли местами.
Затем состоялся рекордный легальный митинг в защиту избирательных прав, собравший к ужасу провластных наблюдателей 20 тысяч человек в разгар сезона отпусков. Похоже, что граждане действительно устали жить без права голоса, а ведь до выборов еще далеко, и из отпусков к ним все вернутся. Более того, оппозиция намеревалась протестовать все лето и не спрашивать на это разрешения.
После этого случилось финальное на сегодняшний день действие: акт открытого устрашения избирателей в виде уголовного дела, обысков у независимых кандидатов и массового вызова московских политиков на допросы.
Отдавая эту команду, власти исходили, очевидно, из тактических соображений, предполагая, что сейчас надо сбить волну протестов и как-нибудь провести выборы «для своих», а потом уже спокойно готовиться к новым электоральным испытаниям в 2021—2024 годах. Но для любого внешнего наблюдателя смысл их действий считывается совершенно иначе.
Прежде всего, они сильно подставили тех публичных людей, которые все еще согласны участвовать в фарсе под названием выборы в Мосгордуму: теперь они не политические выдвиженцы, но прямые пособники репрессивной машины, коль скоро не требуют честных выборов и не снимаются с них сами.
Во-вторых, они дали оппозиции ясный политический лозунг, понятный для значительного большинства россиян: единственное, чего граждане должны добиваться сегодня, — это безусловного участия в выборах для всех.
В-третьих, власть показала свою слабость: от нескольких десятков независимых кандидатов даже на относительно простых местных выборах она смогла защититься только при помощи силовиков.
Наконец, власть сейчас объективно работает на объединение оппозиции, поскольку стилистические различия, в том числе вечный вопрос «можно ли сотрудничать с начальством», не имеют больше никакого смысла.
Всех, кто пытался заниматься независимой политикой в России, буквально выгнали на улицу.
В русском политическом словаре слово террор прочно ассоциируется с массовыми сталинскими убийствами. Но изначальное значение этого слова шире: террор — это устранение политических оппонентов при помощи силовых акций и вообще передача политических решений тем, кто способен только применять насилие и запугивать. Так вот в Москве к 2019 году расцвел институт политического террора.
Трудно сказать, удастся ли его авторам добиться своих целей и запугать людей. Но можно гарантировать, что, как и всегда в истории, террор однажды обернется против тех, кто его начал.
